Луна в разрывах туч, и тоскливый редкий звон щербатого колокола, что в заброшенной церкви.
Пронизывающий, ледяной ветер, что выдувает тепло, промораживая до костей.
И снег, тем более странный, что вокруг - конец июля.
Страшный, нездешний снег.
И волчий вой, вокруг старой колокольни.
И шепот, шепот отовсюду.
"Ты обречен, тебя нашли, он видит, он нашел, они идут, они бегут по твоему следу, остановись, ты обречён, поклонись господину, признайся его власть, отдай ему, отдай то, что пячешь под плащом, отдай, ОТДАЙ..."
И бегущий через лес мужчина, что несёт на плечах тело, завернутое в плащ.
Вот он почти ударяется на бегу о массивные, но покосившиеся уже двери церкви.
Он входит внутрь, аккуратно уложив свою ношу у разбитого алтаря.
Проходит вдоль стен, срывая с них облезлые доски, в которых даже слепец узнает иконы, сбрасывая их в кучу, закладывает двери засовом, разжигает огонь, обильно полив обломки икон затхлым лампадным маслом.
В решетки окон, в двери скребутся, но, разочарованно взвыв, отступают.
Он присаживается, отводит плотную, грубую ткань капюшона.
Нежное, безумно красивое лицо в неясных отсветах пламени.
Недлинные, густые волосы цвета меди.
"Чем же ты им так важна, а, Ведьма?"
"Молчи, не просыпайся. И эту ночь я постою на страже. Спи, спи, красавица. Тебя я им не отдам."
Двое.
Ночь.
Колокол.
Пронизывающий, ледяной ветер, что выдувает тепло, промораживая до костей.
И снег, тем более странный, что вокруг - конец июля.
Страшный, нездешний снег.
И волчий вой, вокруг старой колокольни.
И шепот, шепот отовсюду.
"Ты обречен, тебя нашли, он видит, он нашел, они идут, они бегут по твоему следу, остановись, ты обречён, поклонись господину, признайся его власть, отдай ему, отдай то, что пячешь под плащом, отдай, ОТДАЙ..."
И бегущий через лес мужчина, что несёт на плечах тело, завернутое в плащ.
Вот он почти ударяется на бегу о массивные, но покосившиеся уже двери церкви.
Он входит внутрь, аккуратно уложив свою ношу у разбитого алтаря.
Проходит вдоль стен, срывая с них облезлые доски, в которых даже слепец узнает иконы, сбрасывая их в кучу, закладывает двери засовом, разжигает огонь, обильно полив обломки икон затхлым лампадным маслом.
В решетки окон, в двери скребутся, но, разочарованно взвыв, отступают.
Он присаживается, отводит плотную, грубую ткань капюшона.
Нежное, безумно красивое лицо в неясных отсветах пламени.
Недлинные, густые волосы цвета меди.
"Чем же ты им так важна, а, Ведьма?"
"Молчи, не просыпайся. И эту ночь я постою на страже. Спи, спи, красавица. Тебя я им не отдам."
Двое.
Ночь.
Колокол.
