И в рапорте только сухая строчка "... приведен в исполнение...".

Меня достали из-под завалов, точнее, то, что осталось.

Слишком долго я служил человечеству, потому и решили, что могу ещё послужить.

Это был конец Золотого Века.

Даже смерти была над нами невластна.

Меня вернули из небытия для того, чтоб допросить.

Но я молчал о том, что они хотели знать, я не помнил, как и почему я оказался там, где умер.

После долгих проверок меня отправили на бессрочное заключение - "до выяснения".

Когда рухнуло почти все, что так долго троилось - обо мне вспомнили.

А Инквизиция тогда набирала в свои ряды даже таких как я.

Давали искупить преступление кровью. Своей и чужой.

Зачистки, устранения, множество операций за спиной.

А потом вернулась память.

Кёльнский собор, три года после Падения.

Сектанты, что пытались захватить власть на территории Европы.

И весь наш отряд, что остался в развалинах на месте когда-то красивого города.

До сих пор не понимаю, как я выжил.

После, в госпитале я метался в бреду, а перед глазами, словно фото, стояла одна и та же картина.

Рыжеволосая девушка, в странном чешуйчатом костюме, с рюкзаком и оружием.

Смотрит на меня, полными боли глазами.

И темнота.

Я начал искать ее.

И когда, после раскола в самой Инквизиции, мы начали насмерть биться с бывшими своими братьями, я нашел зацепки.

Одна из высших офицеров раскольников - или Рассвета, как назвали они себя сами.

Рыжеволосая, янтарноглазая, жёсткая и жестокая.

Это не могли быть она.

Но я надеялся.

Двадцать восемь лет после Падения, два - после Раскола.

Битва на два фронта - с рассветниками и культистами.

И безмерно усилившийся Культ потребовал союза. Пусть, временного.

И мы, и они, подготовили по пять отрядов, десять человек в каждом.

Мы должны были зачистить главную базу сектантов, вырезав всю верхушку.

И специальная директива - по окончании операции уничтожить отряды Рассвета.

Мы знали, что у них директива та же.

И мы, и они - были готовы.

Операция прошла успешно, но с огромными потерями.

Из сотни бойцов осталось всего четырнадцать - восемь рассветников и шесть инквизиторов.

Нам повезло с позицией, и троих из них мы уничтожили сразу.

В конце мы остались один на один.

Я - и офицер, чье место больше было в подготовке бойцов или планировании операций, чем в только самоубийственном задании. Что ж, у нас тоже шли добровольцы.

Я хотел захватить его живым - или хотя б способным говорить.

Мне нужна была информация о ней.

Когда он, выполнив оружие, упал на бетонное крошево, у меня не было сил даже подойти.

Да и простреленные ноги не очень к этому располагают.

Можно было использовать Крест - одноразовую порцую мощнейшего регенеранта, но я решил его пока приберечь.

Обыскав и отбросив подальше все, что он мог использовать как оружие, я снял с него шлем.

Сердце пропустило несколько ударов.

Она, все такая же, как.. когда? Не помню.

Я боялся не успеть, жизнь уходила из простреленной груди, толчками вздымаясь бурунчиком крови в такт биению сердца.

Не зря я берег Крест.

Когда ее глаза открылись, я вспомнил все.

И прошедшие годы, небытие смерти - не загасили тот жар, что пылал тогда в моем сердце.

А после - я умер.


Умер утром, на заднем дворе тюрьмы, расстрелянный своими братьями.

За то, что не выполнил задание.

За то, что отпустил ее.

И брошенный в траншею я не мог понять, почему смерть до сих пор задерживается.

А потом пришла тьма.

И свет, и ее невыразимо милое лицо.

Спецгоспиталь Рассвета.

Она успела, вместе с отрядом верных ей людей.

Опоздав на казнь - успела забрать тело, с едва теплящейся в ней жизнью.

-Я не могу позволить тебе умереть снова.

-Я не могу позволить себе умирать теперь.