Ты наверняка даже не кричала, когда эти трое ублюдков тащили тебя в машину.
Знала, что это бесполезно.
Могу поспорить, ты отбивалась от них всеми доступными средствами. Это их только раззадорило и немного разозлило.
Когда утром тебя выбросили на обочину, ты не плакала. Ты просто - по мере сил привела себя в порядок и попыталась понять, где ты.
Не знаю, удачей ли было, что ты приехала ко мне.
"Всего лишь тело" - сказала ты тогда. Помнишь?
Но я видел, они надломили что-то в тебе. Ты была совсем не той, что я знал.
Через пару недель - ты упала в обморок, прямо посреди улицы.
Сколько людей прошло мимо, пока какой-то старик не вызвал скорую?
Я не знаю.
Кома и никакой надежды.
Знаешь, я все же доучился - для того, чтоб знать, как помочь тебе. Когда ты ушла - я умер, умер как личность.
Но я не забыл. В то утро - единственный раз в жизни я видел твои слезы. И ты рассказала мне - описала всех троих и все, что помнила.
Я нашел их. Двоих - я оглушил и вывез на их же машине. Куда? На ту дачу, где они... Да, именно туда. Смешно, но третий - так ничего и не заподозрил, когда друзья позвали его на очередную "охоту".
Знаешь, сколько может жить человек, с которого содрали кожу? Достаточно, чтоб стать хорошим примером для других "охотников". Впрочем, все остальное лишнее - руки, ноги, кишечник - я тоже убрал. Лишнее, на мой взгляд.
Очень скоро он сорвал голос - почти сразу, после того, как я ослабил медикаментозную блокаду.
Его плотью я кормил тех двоих, что обрабатывались лишь пихологически.
Знаешь, как мало остается человеческого, когда в твоем доме поселилась смерть?
Любопытный эффект достигается, если скормить человеку тонкую медную проволоку.
Особенно если после - подключить её в сеть.
Еще интересно ввести в прямую кишку сильнейший электромагнит - тогда швейные иглы резво так к нему стремятся. И да, им наплевать на какую-то там плоть по дороге.
А еще - ведь уретра так хорошо растягивается - можно ввести туда пару ампул с анестетиком. При должном желании - можно довести их до мочевого. И разбить - уже там.
Через какое-то время анестезия перестанет действовать, ты же знаешь. Знала...
Напоследок - когда они еще хоть что-то понимали - я объяснил им, в чем их вина.
Боги, как же они пресмыкались передо мной. В какой-то миг я чуть было не оборвал их жизни.
Нет. Слишком рано.
До развязки осталось совсем немного. Через пару дней - их окончательно отпустит наркотик. Их мучения достигнут своего пика в тот миг, когда они будут в полушаге от спасения - телефон, что заботливо положен на стол, замыкает цепь.
Стоит ее разомкнуть - и от искры загорится огнесмесь, они будут замкнуты в огненном круге.
Что ж, это пламя станет для них тренировкой перед адским.
А я... Что я? Меня давно уже нет.
Я - лишь отражение, что в меру своих слабых сил пыталось вершить справедливость.
Прости, что не уберег.
Но я иду.
Всего один шаг.
Полет.
Удар.
Солнце робкими лучиками пробирается сквозь шторы и высвечивает ее - так ярко, что она словно сама светится изнутри.
Я касаюсь губами мочки уха - ее веки дрожат, но она все еще делает вид, что спит, и я чуть прикусываю ей кожу на шею.
Смех, борьба - мы свободны и вольны, мы сбежали от этого мира.
Солнце заполонило весь дом, птичьи трели перекатываются за окнами, я - у плиты, уже снимаю турку со свежесваренным кофе.
За спиной тихонько шлепают босые ноги - она выбирает свой любимый стул, чтобы можно было смотреть в окно, на лес и небо.
Я смотрю только на нее, силюсь вспомнить, что же приснилось мне сегодня такое отвратительное.
Она говорит - "ты кричал ночью, я не могла тебя разбудить".
Я молчу. И никогда не расскажу ей этот сон.
Только смотрю на неё - пристально, жадно и отчасти даже плотоядно.
Она усмехается - "нашел что-то новое? Это же всего лишь тело."
Тугие мышцы играют под гладкой, загорелой кожей. Боги, какая же она хрупкая...
Я подхватываю ее на руки и уношу в постель, не слушая протестующих криков.
"В этом "всего лишь теле", - занудно-менторским тоном начинаю я, - замечательнейшая душа, если ты не в курсе".
Она смеется - уже который год она ищет подвох в моих словах.
"У рыжих же нет души?"
Когда у меня заканчиваются аргументы - я заставляю ее замолчать - наиболее приятным для нас обоих способом.
Потом мы лежим, не размыкая объятий.
Она щекочет ресницами мне шею, вздыхает.
"И все же - я надоем тебе, ты ведь сам себе все выдумал".
"А ты - придумала меня, верно?"
Она смеется.
Я счастлив, счастлив, как никто другой...
Она..
И я..
Знала, что это бесполезно.
Могу поспорить, ты отбивалась от них всеми доступными средствами. Это их только раззадорило и немного разозлило.
Когда утром тебя выбросили на обочину, ты не плакала. Ты просто - по мере сил привела себя в порядок и попыталась понять, где ты.
Не знаю, удачей ли было, что ты приехала ко мне.
"Всего лишь тело" - сказала ты тогда. Помнишь?
Но я видел, они надломили что-то в тебе. Ты была совсем не той, что я знал.
Через пару недель - ты упала в обморок, прямо посреди улицы.
Сколько людей прошло мимо, пока какой-то старик не вызвал скорую?
Я не знаю.
Кома и никакой надежды.
Знаешь, я все же доучился - для того, чтоб знать, как помочь тебе. Когда ты ушла - я умер, умер как личность.
Но я не забыл. В то утро - единственный раз в жизни я видел твои слезы. И ты рассказала мне - описала всех троих и все, что помнила.
Я нашел их. Двоих - я оглушил и вывез на их же машине. Куда? На ту дачу, где они... Да, именно туда. Смешно, но третий - так ничего и не заподозрил, когда друзья позвали его на очередную "охоту".
Знаешь, сколько может жить человек, с которого содрали кожу? Достаточно, чтоб стать хорошим примером для других "охотников". Впрочем, все остальное лишнее - руки, ноги, кишечник - я тоже убрал. Лишнее, на мой взгляд.
Очень скоро он сорвал голос - почти сразу, после того, как я ослабил медикаментозную блокаду.
Его плотью я кормил тех двоих, что обрабатывались лишь пихологически.
Знаешь, как мало остается человеческого, когда в твоем доме поселилась смерть?
Любопытный эффект достигается, если скормить человеку тонкую медную проволоку.
Особенно если после - подключить её в сеть.
Еще интересно ввести в прямую кишку сильнейший электромагнит - тогда швейные иглы резво так к нему стремятся. И да, им наплевать на какую-то там плоть по дороге.
А еще - ведь уретра так хорошо растягивается - можно ввести туда пару ампул с анестетиком. При должном желании - можно довести их до мочевого. И разбить - уже там.
Через какое-то время анестезия перестанет действовать, ты же знаешь. Знала...
Напоследок - когда они еще хоть что-то понимали - я объяснил им, в чем их вина.
Боги, как же они пресмыкались передо мной. В какой-то миг я чуть было не оборвал их жизни.
Нет. Слишком рано.
До развязки осталось совсем немного. Через пару дней - их окончательно отпустит наркотик. Их мучения достигнут своего пика в тот миг, когда они будут в полушаге от спасения - телефон, что заботливо положен на стол, замыкает цепь.
Стоит ее разомкнуть - и от искры загорится огнесмесь, они будут замкнуты в огненном круге.
Что ж, это пламя станет для них тренировкой перед адским.
А я... Что я? Меня давно уже нет.
Я - лишь отражение, что в меру своих слабых сил пыталось вершить справедливость.
Прости, что не уберег.
Но я иду.
Всего один шаг.
Полет.
Удар.
Солнце робкими лучиками пробирается сквозь шторы и высвечивает ее - так ярко, что она словно сама светится изнутри.
Я касаюсь губами мочки уха - ее веки дрожат, но она все еще делает вид, что спит, и я чуть прикусываю ей кожу на шею.
Смех, борьба - мы свободны и вольны, мы сбежали от этого мира.
Солнце заполонило весь дом, птичьи трели перекатываются за окнами, я - у плиты, уже снимаю турку со свежесваренным кофе.
За спиной тихонько шлепают босые ноги - она выбирает свой любимый стул, чтобы можно было смотреть в окно, на лес и небо.
Я смотрю только на нее, силюсь вспомнить, что же приснилось мне сегодня такое отвратительное.
Она говорит - "ты кричал ночью, я не могла тебя разбудить".
Я молчу. И никогда не расскажу ей этот сон.
Только смотрю на неё - пристально, жадно и отчасти даже плотоядно.
Она усмехается - "нашел что-то новое? Это же всего лишь тело."
Тугие мышцы играют под гладкой, загорелой кожей. Боги, какая же она хрупкая...
Я подхватываю ее на руки и уношу в постель, не слушая протестующих криков.
"В этом "всего лишь теле", - занудно-менторским тоном начинаю я, - замечательнейшая душа, если ты не в курсе".
Она смеется - уже который год она ищет подвох в моих словах.
"У рыжих же нет души?"
Когда у меня заканчиваются аргументы - я заставляю ее замолчать - наиболее приятным для нас обоих способом.
Потом мы лежим, не размыкая объятий.
Она щекочет ресницами мне шею, вздыхает.
"И все же - я надоем тебе, ты ведь сам себе все выдумал".
"А ты - придумала меня, верно?"
Она смеется.
Я счастлив, счастлив, как никто другой...
Она..
И я..
Комментариев нет:
Отправить комментарий